РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Курс “Религиозно-философская проблематика в русской литературе” является важным компонентом в структуре религиоведческого образования. Студенты, обучающиеся специальности “религиоведение”, специализируются на проблемах религиозной философии и философии религии. Знание мировоззренческих оснований классической русской литературы для них является необходимым, поскольку литературный процесс движется в русле исторической, религиозной и философской мысли. Студенты должны свободно осознавать исключительность русской классической литературы, которая заключается в том, что в лучших своих проявлениях литературные образы зачастую предшествуют передовым философским и историческим концепциям текущего времени, направляют и корректируют их. Поэтому преподавание курса предполагает широкую ориентацию студентов как в историческом, так и в культурном аспектах конкретной эпохи или периода развития русской литературы. Проблематика курса рассматривается на материале и в контексте различных художественных и религиозно-философских концепций. Необходимость серьёзного изучения русской литературы религиоведами диктуется не только мировоззренческой традицией религиозно-философского и этико-эстетического осмысления жизни в её целостности, но и современной социо-культурной ситуацией в России и за её пределами.
Древо русской классической литературы взросло на духовной почве определённой религиозно-философской традиции; объектом её отражения (рефлексии) изначально был человек как микрокосм, его психология, возможность воссвязи или реальность разрыва с Абсолютом. По мнению многих мыслителей – и отечественных, и зарубежных – русская литература ставит человека перед реальным выбором между добром и злом, поднимает проблему противостояния таких полярных понятий, как гедонизм и сотериология, что указывает на возможность её практического воздействия на мотивацию поведения, волю и мировоззрение человека.
Литература, в отличие от науки, обладает возможностью восприятия и отражения мира не фрагментарно, но целиком и сразу, поэтому отдельные её компоненты (филологический, учительный, социо-культурный и т.д.) можно выделить лишь условно; однако религиозно-философский анализ во многом способствует раскрытию и пониманию этой целостности.
Нужно иметь в виду, что русская литература не только описывает реальные отношения между людьми, их поиски (или отвержение) Абсолюта и возможности воссвязи с Ним, но и стремится обозначить определённый идеал этих отношений и возможностей. Русская литература как никакая другая не только отражает сущее, но и намечает очертания должного.
С этой спецификой обычно связаны некоторые трудности при восприятии и изучении русской литературы: возникает желание если не отторжения, то оспаривания её постулатов лишь на том основании, что она якобы мало совместима с реальной, всегда несовершенной жизнью, призыв к “реализму”, “натурализму” и т.п. Здесь необходимо учитывать следующее: русская классическая литература есть специфическая сфера культуры, в которой реализуется потребность человека в идеалах и ценностях; отсюда её близость и сопоставимость с литературой духовной.
Говоря о сопоставимости этих литератур, следует иметь в виду, что речь идёт прежде всего о литературе (а не о фольклоре как устном словотворчестве), т.е. словотворчестве запечатленном. И – для вящего уразумения вопроса – необходимо разграничение таких понятий, как книжность духовная и книжность светская. Различие в нашем случае проявляет себя уже на уровне целей и устремлений, т.е. в сфере задач, изначально, метафизически стоящих перед той и другой литературами. Здесь важно отметить разнонаправленность векторов служения: в первом случае – служение Абсолюту, как Творцу, во втором – служение человеку, как некоему абсолюту.
Иными словами, есть необходимость говорить о функциональной центростремительности духовной литературы и центробежности литературы светской. Отсюда: если первая в сугубой соборности своей устремляется к стяжанию целостности мира в феномене Творца, то вторая в сугубой же своей развлекательности стремится к раздроблению, рассеянию, расточению и расщеплению этой целостности. Отметим, что функция “расщепительности” зачастую проявляет себя как чрезмерная художественность, как любование эстетическими эффектами, как пристальное внимание к деталям в ущерб Целому.
Конечно же, категории “духовности” и “светскости” литературы на деле подобны сообщающимся сосудам. И точно так же, как духовное начало может размываться и нивелироваться началом мирским, так и мирское в свою очередь, растворяясь в духовном, тормозя мельтешение развлекательности, может вознестись при случае на казалось бы недосягаемую духовную высоту. Ближайшие примеры тому – классические образцы русской литературы девятнадцатого столетия, соединившие в себе крестообразно горизонталь светского, мирского начала с вертикалью начала духовного.
Русская классическая литература - в отличие от многих иных проявлений словотворчества – одержима некоей обострённой рефлексией (буквально с латыни – “отражение”, “обращение назад”). Иными словами, русская словесность изначально подвержена некоему духовному размышлению, исполненному смятения и сомнений, разрешение которых входит в её задачу; или – другими словами – речь идёт о “религиозно-художественном анализе” определённых психических (душевных), а то и духовных состояний человека. И потому далеко не случайно вершины русской классической литературы воспринимаются не только русскими, но и западными исследователями как “философия в художественных образах”.
В феномене восприятия русской книжности мы можем быть свидетелями (и участниками) определённой метаморфозы, когда мирская душевность становится синонимом горней духовности, заменяя и, в конце концов, отменяя последнюю. Здесь речь идёт о тенденции к секуляризации (“обмирщению”) религиозного сознания человека, истоки которого на Руси возможно отыскать уже в начале шестнадцатого столетия.
Секуляризация средневекового сознания напрямую связана с влиянием Реформации и других процессов, протекающих в это время в западном социуме. В общем-то, это относится ко многим сферам умственной жизнедеятельности человека, но наиболее обострённо и пронзительно ощущается именно в русской словесности, где – в исторической тысячелетней перспективе – рефлексия религиозная сменяется умозрительной, философической, на смену которой приходит рефлексия эмпирическая, чувственная. Как следствие – крест духовного и эстетического служения деформируется, упомянутая нами духовная вертикаль сжимается до точки, горизонталь же растекается необозримо.
Другими словами, уподобив запечатленную словесность некоему древу, можно представить постепенно ослабевающие духовные корни и донельзя разросшуюся эстетическую крону, в момент метафизической бури увлекающую к падению всё тысячелетнее древо, когда
Кедры встают на дыбы, до колен обнажив корневища,
Недра пылают, и соль под ногами скрежещет.
В любом случае для студентов необходимо понимание того, что русская словесность берёт своё начало в словесности духовной. Это – прежде всего – Священное Писание и Священное Предание. Более того: изучающий данный курс должен проникнуться пониманием того, что само “изобретение” славянской азбуки Кириллом и Мефодием диктовалось задачей возможности чтения прежде всего духовной литературы.
Специфика курса учитывает основательное изучение студентами-религиоведами философских дисциплин, поэтому данный курс читается на протяжении одного семестра. Однако для глубокого усвоения предмета необходимы навыки сопоставления различных курсов, затрагивающих тождественную проблематику. Этому во многом способствуют семинарские занятия, которые разделяются на отдельные тематические блоки, благодаря чему у студентов имеется возможность проследить и усвоить последовательность и тенденции развития русской словесности как религиозно-философского феномена на отдельных примерах её духовной градации и определённой деградации в современную эпоху.